Предметом философии истории Гегель считал раз¬витие объективного духа на его высшей стадии, когда он
становится тем, чем ранее был только «в се¬бе» —
«внешне всеобщим — мировым духом». Такова, по Гегелю, сущностная основа
всемирной истории, не замечавшаяся и не постигавшаяся предшествовавшими
философами. Моментами и ступенями развития мирового духа, протекающего «во
времени и в наличном бытии», Гегель считал «духи отдельных народов», по¬скольку они включены в процесс всемирной истории. Гегель
подчеркивал, что «дух... не только витает над историей, как над водами, но
действует в ней и соста¬вляет ее единственный
двигатель». Этот тезис противостоял как утверждению французских
просветителей (наиболее четко сформулированному Вольтером в его философии
истории), что ход истории определяется человеческими идеями («мнениями») как
мотивами исторических деяний, так и поло¬жению Канта
о реализации во всемирной истории «плана природы» при активном участии в этом про¬цессе с эпохи Просвещения действий людей, направляемых
философским разумом. Следует заметить, что отрицание Гегелем основоположений вольтеров¬ской и
кантовской философии истории, обусловленное выявлением их несостоятельности в
свете социальных катаклизмов конца XVIII — начала XIX в.,
приняло форму объективно-идеалистического
переосмысления этих основоположений. Подобно тому как на место духовной жизни людей, созидаемой ими
самими, был поставлен властвующий над ними «мировой дух», так от руководящей
роли человеческого разума гегелевская философия истории перешла к утверждению гос¬подства в истории сверхчеловеческого «Разума», при¬сущего «мировому духу».
Под этими идеалистическими мистификациями духа и разума было скрыто, однако,
значительное ра¬циональное зерно, которое состояло в
постановке но¬вого и чрезвычайно существенного для
развития философской мысли вопроса о наличии и выявлении в историческом
процессе объективной закономерности. Дело в том, что в понимании Гегеля
«Разум», напра¬вляющий ход истории, это именно
обнаруживаемая в ней необходимость, не зависящая от сознательных целей
участников исторических событий. В постановке названного вопроса рациональным
было также то, что Гегель не считал источником этой необходимости ни бога (его
функции приписаны «Разуму», который по¬этому — и
только поэтому — именуется «божест¬венным»), ни
природа, а фактически связывал ее исключительно с деятельностью людей. Заявляя,
что «всемирно-исторический процесс совершается разум¬но»,
Гегель считал «разумным» в нем то, что «является бессознательно для людей в
итоге их действий» и что оказывается исторически существенным, «гран¬диозным», какие бы внешне «малые силы» не участвовали
в его порождении. Углубляя положения «Феноме¬нологии
духа», Гегель приходил к выводу, что хотя основная масса людей руководствуется
в своих дей¬ствиях сугубо личными интересами и
страстями, в из¬вестной мере и
осуществляя эти интересы, все же в ре¬зультате их
деятельности «осуществляется еще нечто более далекое, что хотя и заключено внутренне
в этом интересе, однако не заключено в их сознании и в их намерении». Такой скрытый и косвенный способ действия «Разума», осуществляю¬щего свои «цели» только через деятельность
людей, выступающих в роли его «средств», Гегель называл «хитростью» (и считал,
что вообще все вещи служат средствами для осуществления целей «Разума» —
«Идеи»). Присущий «идее» «разум,— замечал Гегель в малой логике, — столь
же хитер, сколь могуще¬ствен», разъясняя, что
«хитрость состоит вообще в опосредствующей деятельности, которая, позволив объектам действовать друг на друга и истощать себя
в этом воздействии, не вмешиваясь вместе с тем не¬посредственно
в этот процесс, все же осуществляет лишь свою собственную цель». Что касается человече¬ского мира как такового, то этот «Разум» (Гегель на¬зывает его здесь «богом») «дает людям действовать как им
угодно, не стесняет игру их страстей и интере¬сов, а
получается из этого осуществление его целей, которые отличны от целей,
руководивших теми, ко¬торыми он пользуется» (96. 1.
397 — 398). Такое осмы¬сление получала у Гегеля
проблема исторически суще¬ственных, но не замышляемых
и не предвидимых людьми объективных результатов их действий, кото¬рую ранее ставили и
разрабатывали Вико, А. Смит, Гердер, Кант, Шеллинг. Гегель с
своей стороны под¬черкивал, что «во всемирной истории
благодаря дей¬ствиям людей вообще получаются еще и
несколько иные результаты, чем те, к которым они стремятся и которых они
достигают, чем те результаты, о ко¬торых они
непосредственно знают и которых они желают»…
Важнейшее значение в гегелевском понимании все¬мирной
истории имеет вопрос о роли в ней различных народов и взаимоотношении между
ними. Гегель в трактовке и этого вопроса занимает позицию, значи¬тельно
отличающуюся от просветительской филосо¬фии истории и
во многом противостоящую ей. Считая субъектами всемирной истории лишь те
народы, ко¬торые создали свои государства,— «...народ
без госу¬дарственного устройства (нация как таковая)
не имеет, собственно, никакой истории...»,— Гегель фактически сосредоточивал
свое внимание на государствах, а дру¬гие стороны
жизни народов отступали на задний план и выглядели как несущественные. Это
приводило к то¬му, что всемирная история трактовалась
преимуще¬ственно в политическом ее аспекте, чего
всячески стре¬мились избегать просветители, делавшие
предметом своего внимания максимально широкий спектр раз¬личных
сторон жизни народов.
Если просветителей особо интересовали проявле¬ния
доброжелательных, равноправных отношений между народами, рассматривавшихся как
единственно соответствующие требованиям разума и потому дол¬жные
стать общепринятыми, то Гегель считал выра¬жением
исторической необходимости стремление ка¬ждого народа
установить свою гегемонию. Только так, по Гегелю, тот или
иной «народный дух» может стать «ступенью», или «моментом», в развитии
«мирового духа» и приобрести всемирно-историческое значение. Это значит,
что народы с необходимостью вступают в самое ожесточенное противоборство, и
события все¬мирной истории «являют собой диалектику
отдельных народных духов», которую можно охарактеризовать как «всемирный суд»,
в котором на каждом данном этапе «правым» оказывается только один народ. Этот
народ занимает господствующее положение в мире, и по отношению к «абсолютной
воле», выражаемой им, «воля других народных духов бесправна». Катего¬ричность
последних слов ослаблялась, однако, указанием Гегеля, что раз достигнутое
господствующее по¬ложение не закрепляется за данным
народом навсегда: со временем «абсолютная воля выходит ... за пределы ...
своего, в этот момент имеющегося у нее достояния, преодолевает его как
некоторую особенную ступень и затем предоставляет этот народ его случайной судь¬бе, творя над ним суд». Иначе говоря, народ,
обладающий гегемонией, с необходимостью утрачивает ее, и она переходит к
другому народу и т. д. Гегель считал при этом, что каждый единичный народный
«дух» имеет своим назначением заполнение только одной ступени» в развитии
«мирового духа» и «осуществление только одной стороны всего деяния в целом».
Это значило, что какой-либо на¬род может лишь однажды
сыграть всемирно-историче¬скую роль, и народы, «чья
эпоха минула, не идут больше в счет во всемирной истории». За¬метим, что в круг
всемирно-исторических Гегель включал лишь немногие народы; среди европейских
народов такая роль признавалась им лишь за греками, римлянами (в прошлом) и
германцами (в настоящем). Обратим внимание также на то, что, согласно
Гегелю, уже в античности ведущая роль в мировом развитии перешла к европейским
народам: «Всемирная история направляется с Востока на Запад» и в Европе находит
свое завершение. Все эти положения Гегеля не беспочвенны, а отражают целый ряд
реальных про¬цессов всемирной истории, являясь,
несмотря на «спе¬кулятивную» форму, по сути дела, их весьма эмпири¬ческим отражением,
констатирующим, как до сих пор складывались и протекали отношения между народа¬ми. Гегелевские ссылки на требования «мирового ду¬ха» давали лишь видимость проникновения в сущ¬ность этих отношений. Подлинные закономерности
всемирной истории не только не выявлялись в гегелев¬ской
философии истории, а заслонялись мистифициро¬ванными
представлениями об исторической необходи¬мости.
Извращалась еще в одном отношении также проблема реализации свободы и самой ее
сути, по¬скольку процесс «освобождения духа» Гегель
считал осуществляющимся через гегемонию различных наро¬дов
во всемирной истории.
Поскольку установление этой гегемонии было ре¬зультатом прежде всего военных побед всемирно-исто¬рического масштаба, постольку Гегель выдвинул
на положение великих людей, «героев» мировой истории крупнейших
воителей-политиков: Александра Македон¬ского
и Юлия Цезаря в античности (просветительская философия истории развенчивала
преклонение перед ними и клеймила их как величайших злодеев), Напо¬леона в новое время (как свидетель въезда Наполеона в
Йену во главе победоносных французских войск, Ге¬гель
с энтузиазмом сообщал в одном из писем, что ему посчастливилось увидеть
«мировую душу верхом на коне»). Именно в завоевателях, создающих новые
мировые империи, Гегель видел тех всемирно-истори¬ческих
индивидов, которые непосредственно преобра¬зуют
человеческий мир в соответствии с велениями «мирового духа», воспринимаемыми
как важнейшие цели их жизни. Понимание военной экспансии как фак¬тически главного средства утверждения в мире нового
политического состояния еще более девальвировало значение революций и еще
дальше отодвигало пробле¬му социального прогресса.
Превознося «героев», Ге¬гель в народных массах не
видел активной силы исто¬рии. С точки зрения Гегеля,
массы — лишь послушное средство в руках «героев», человеческий материал для их
всемирно-исторических деяний, прежде всего люд¬ские
ресурсы для войн. Если просветители считали на¬зревшей задачей общественного прогресса положить конец
принесению жизненных интересов трудящихся масс в жертву целям правящей верхушки,
в том числе ее военным амбициям, то в гегелевской философии ис¬тории
проповедуется примирение «с тем, что индиви¬дуальности,
их цели и их удовлетворение приносятся в жертву ... и индивидуумы вообще
подводятся под ка¬тегорию средств». В противовес установке просветите¬лей на
обеспечение счастливой жизни для массы про¬стых
людей, которые в предшествующей истории были обездолены, Гегель,
пренебрежительно имено¬вавший этих «негероических»
людей лишь «воспроиз¬водящими» индивидами, считал
оправданным, что «их счастье вообще предоставляется случайности, к цар¬ству которой они относятся...». Тем самым обосновы¬валось право названных «героев» не только не забо¬титься об обеспечении счастливой жизни для находя¬щихся под их управлением людей, но и беззастенчиво
разрушать ее, когда она создается собственными уси¬лиями
«воспроизводящих» индивидов. Согласно Геге¬лю,
деяниям «героев» бесполезно сопротивляться и их
нельзя судить с моральной точки зрения, даже если они губят массу «невинных
цветов».
Следует отметить, что Гегель вообще не считал всемирную историю совместимой с
человеческим счастьем. Согласно Гегелю, даже «герои» оказывают¬ся
в ней обреченными на несчастье, состоящее в том, во-первых, что борьба за
реализацию своей цели, являющейся вместе с тем целью «мирового духа», тре¬бует от них такой сосредоточенности на этом деле, что
они оказываются лишенными всех радостей жиз¬ни.
Во-вторых,— и это главное, — после того как «ге¬рои»
осуществили свою цель, они более не нужны «мировому духу» и отбрасываются им
«как пустая оболочка зерна». Более определенно, это означает, что они или
умирают в молодом возрасте, как Александр Македонский, не имея возможности на¬слаждаться плодами своих свершений, или их на вер¬шине величия убивают заговорщики, как Юлия Цеза¬ря, либо они лишаются власти и свободы, как Наполеон. Таким образом, «герои», как и «воспроиз¬водящие»
индивиды, оказывались лишь «средствами» в деятельности «мирового духа».
Из книги В.Н.Кузнецов. Немецкая классическая философия
второй половины 18-начала 19 века. М.1989. с.375-385.